"И стоять не в мочь, но и дойти слабо" - вот вся моя суть одной строчкой. Как могла произойти такая нелепость, как объединение столь не похожих начал в одном человеке, мне совершенно непонятно, хотя я должна бы это знать, это должно бы быть очевидно, когда знаешь историю моей семьи, а я ее знаю, постоянно к ней возвращаюсь и рассматриваю под всевозможными углами.
Одна половина моей семьи - это просто Характер, именно вот так с большой буквы. Та решительная половина меня, которая склонна относится к самой себе с веселой иронией, а от нервов устраивает не истерику, но зажигательные танцы с баяном.
Вторая половина моей семьи -
И вот я, перманентно прибывая где-то на задворках сознания в конфликте с самой собой, состою еще в одном конфликте, который невероятно бесит меня своей вялостью и протяженностью во времени. Конфликт, что страшно банально и окончательно превращает мой дневник в записки для психоаналитика, с отцом.
Сложные отношения с отцом - это всегда плохо, что уж тут говорить-то еще. Но мне было бы проще это пережить, будь они, строго говоря, реальным конфликтом, а не той размазанной овсянкой на водице, которую мы имеем. Мой дражайший папа в последнем нашем разговоре окончательно обозначил свою позицию так, что моральных обязательств он за собой не просто не признает - не видит, не считает себя способным на какую-либо моральную поддержку и общение, а в материальной поддержке он мне отказывает на том основании, что она нужнее моей сестре - как компенсация за отсутствие всё той же моральной помощи с его стороны. Но облекает он всё это в столь покатые и расплывчатые выражения, что их порой тяжело назвать связными и имеющими логику. "Видишь ли, как-то так получается, что принято считать ребенка, оставшегося с матерью, в более выигрышном положении..." И не забывает при этом постоянно прикрываться неизменной любовью ко мне, щенячьими глазками и заявлениями о его искреннем сожалении.
В общем и целом заканчивается всё тем, что я прекрасно слышу истинный смысл его слов, и уж тем более - вижу смысл его поступков (точнее, их полного отсутствия), но не могу предъявить ему ни одной претензии, потому что он в ответ беспрерывно пылает любовью и раскаянием, облекаемыми всё в те же расплывчатые формы и отсутствие действия. Согласитесь, это раздражает. То есть, даже решительно подавив возню и споры в собственной голове двух голосов, один из которых пылает ненавистью и предлагает бить окна, а другой стремится к всепрощению, миру во всем мире и всегда готов винить себя, я не имею ни единой возможности разрубить наконец-то этот узел.
А самое ужасное, что в силу особенностей своего кошмарного характера я абсолютно не способна признать как результат такую промежуточную стадию. Когда я пытаюсь себя на это уговорить, во мне просто взвивается объединённый хор, в котором - каждая из сторон по своим причинам - оба голоса заявляют: "ну нет, я хочу конкретного результата, и я без него не успокоюсь".
Причём меня устроил бы любой исход. В одном, сказочно-невероятном варианте, я дождусь от отца подтверждений его словам об искренней любви и сожалении, и решительная моя сторона, сперва рассмотрев их скептически, признает и позволит чувствительной дать ему еще один шанс.
При более вероятном, хотя не менее далёком варианте, в котором отец наконец-то скажет прямо и без увиливаний, что он не желает принимать какое-либо участие в моей жизни, я тоже останусь в выигрыше. Да, чувствительная моя сторона обязательно поревет над этой тяжкой долей и несправедливостью, но после этого даст отмашку второй стороне на то, что бы твёрдо и окончательно вычеркнуть отца из моей жизни, не мучая при этом состоящую на попечении чувствительной стороны совесть.